днесенного на радостях, Силаев слегка захмелел, его невразумительный рассказ, в котором то и дело повторялось: "Как даст, как даст по ." и "Правую ногу на сиденье и - соплей!" - перемежался коротким, тихим, несколько жутковатым смешком . это производило тягостное впечатление. Как летчик Силаев многого не обещал. Легко раненный Конон-Рыжий попал в дивизионную санчасть, где отлеживался в окружении заботливых сестричек и с некоторым комфортом, которым он гордился и от которого страдал: он был в палате один; во время миусского штурма, как, впрочем, и всю войну, раненые в авиаполках насчитывались единицами. Поцарапанное осколком правое плечо Конон-Рыжего заживлялось йодом, опаленная и обработанная марганцовкой правая щека была фиолетово-черной, придавая удлиненному лицу неожиданное сходство с маской циркового клоуна, почему-то очень для Конон-Рыжего обидное: шуток по этому поводу он не терпел. Капитан Комлев навестил стрелка. Присел в ногах на край постели: как сон, аппетит? О последнем вылете, по сути, не расспрашивал, - Степану сочувствовал, сам тяготился его исходом. Младший лейтенант Силаев, конечно, жидковат. Особенно в строю, в хвосте. Плохо держится в хвосте шестерки младший лейтенант. А ставить его в середину группы - боязно, черт его знает, что может выкинуть . - Неустойчив он как-то, Силаев, - поделился со стрелком капитан, кровать под ним поскрипывала, Проведали Конон-Рыжего замполит, командир полка, и, заикнись старшина о своем желании перейти в другой экипаж, к летчику понадежней, его просьбу сейчас бы уважили. Но он об этом не просил. На прямой вопрос замполита ответил, что будет летать с новеньким, - как будто приворожил его Силаев. Комлев предоставил летчику короткий отдых - несколько дней воистину царской жизни. Утром он вставал не по команде, а когда хотел, завтракал последним, до обеда валялся на солнце, прогревал бока, забывался долгим сном, - спать Силаеву все время хотелось, - иногда упражнялся в стрельбе, расставляя в капонире, земляном укрытии для самолета, фотокадры немецкой "солдатской газеты" и пересчитывая их из пистолета "ТТ" навскидку. Две тренировочные разминки вклинились в его санаторный режим. Хороши они были - вольготные, без лихорадки сборов, без пытки ожиданий первого залпа. Особенно удалась последняя: разведчик "хеншель" протянул из края в край вечернего неба высокий инистый след, и больше ничто не напоминало о близости передовой. Придерживаясь темневших внизу угольных копров, он на машине, сохранявшей свежесть аляповатой заводской покраски, ходил по широкому кругу в свое удовольствие, - должно быть, так летали, тренируясь, в строевых частях перед войной. - Ну, что, Силаев, - спросил капитан Комлев через несколько дней, - собрался с духом? Не мерещится? - Вроде бы, товарищ командир. - Он не понимал, на что намекает командир, что ему должно мерещиться. - Пора впрягаться или как? Царская жизнь кончилась, понял Силаев, начинается солдатская. - Вам видней, товарищ командир . - На завтра я тебя заявил. Конон-Рыжий остается за тобой. Пойдешь ведомым у Казнова. Лейтенант Алексей Казнов, дружок Силаева, по прозвищу Братуха - командир звена, воевал под Сталинградом, когда ИЛы шестеркой взлетают на задание