сзади, внесли его в прихожую. - Здесь раздеваются? - спросил Борис. - Обязательно, - пятилась перед ним Раиса, округляя глаза. - Или не обязательно? - тянул Борис, не одобряя ее нарочито распахнутых ресниц. "Все-таки - манерна". - Мерзляка! - тряхнула она чубчиком. - Поддерживается комнатная температура. - Комнатная? - Да, да, да . - Была не была, рискнем . Перо жар-птицы озарило коридор! Сам Борис с трудом удерживался, чтобы не косить па левый карман гимнастерки, на свой сияющий, обмытый "боевик", но вера в его чары почему-то поубавилась. Он взялся за гребень. Парикмахер, наезжавший в полк, его не заставал, - то он на вынужденной посадке, то на излечении, и после месяцев дикого, не укрощенного ножницами роста, его гриве впору был скребок из конюшни племсовхоза. Конон-Рыжий раздобыл ему "царев гребень", как он сказал. Под напором "царевых" зубцов чуприна Бориса трещала и посверкивала, лицо было сосредоточенно-мученическим. Увы, предчувствия его не обманули: Раиса скользнула по его подвеске безучастно; скользнула, направилась к дальнему гвоздочку, повесила его куртку. Не сводя с нее глаз, он упорно прочесывал свои лохмы. Тесного пространства, трех-четырех шагов по щелястому полу хватило Раисе, чтобы выявилась ее схваченная офицерским ремнем фигура. При таком умении, при такой поступи - обо что же она споткнулась? Споткнулась, стройность ее утратилась. На одной ноге она была студенточка, сбившая каблук, и балансировала . могла ухватить его руку, опереться о его плечо . не сделала этого. Ей помогла стена. Она подняла на Бориса виноватое лицо. Дар Конон-Рыжего хрустнул в его волосах. .Каганец на столе не горел, комнату освещала луна. По углам, на скамье вдоль окон мерцали самокрутки. - Инициатива из Силаева так и прет, - услыхал Борис. - Смотри, Силаев, кто проявляет инициативу, от нее же страдает. - По себе судите, товарищ лейтенант? - ответил он в темноту, узнав Тертышного. - А как же! - Тертышный помолчал. - Раечка пообещала мне трофейный плексиглас. Остатки "месса", которого сегодня завалили. - Он говорил громко. Борис представил, как высматривает Тертышный в темноте и находит, угадывает слушателей, принимающих все это за чистую монету, как будто Тертышный в самом деле решал сегодня плачевную участь "мессера" ("мэсса", говорил Тертышный). "Я чего-то недопонял, - подумал Борис. - Или, может быть, не в курсе?" - Давай без званий: "Виктор - Боря", понял? - в свойском тоне предложил ему Тертышный. Борис, открывший было рот, смолчал. - Вы не знаете нашего старшего лейтенанта, - сказала Раиса, - Скряга. Кащей. Запру, говорит, всех на замок, а не поможет, так сам под дверью растянусь . Да, правда, он такой, - глянула она на Тертышного, его посвящая в трудности своего положения, с ним делясь. - А я и рукоятки из плексика сам набираю, - продолжал лейтенант разговор с Раисой, прерванный приходом Силаева, и нацеживая из фляги свекольный самогон. - По капле на нос . За кавалеров . - Каких кавалеров? Борису послышалась игривость в голосе Раисы. - За новых. За новых кавалеров. "Ну, нет", - обмер от наглости Тертышного Силаев, отказы